День драконов - Страница 58

В карете было тихо и совсем темно.

– Ты не боишься меня, мальчик? – Голос был тише шелеста опадающей листвы и легче ветра.

– Ты имеешь в виду это липкое противное чувство, когда во рту пересыхает, а тело будто скованно параличом? – спокойно ответил я, с удовольствием вслушиваясь в переливы голоса.

– Да. Ты очень правдиво описал симптомы.

– Давно.

– Что давно? – рассмеялся голос.

– Все давно. – Я тоже почему-то рассмеялся. – Давно не мальчик и давно не боюсь.

– А чего все же боишься? – заинтересованно спросил голос.

– Когда-то мне приснился сон, что я дерусь с дьяволом…

– Ооо! И… как результат?

– Как посмотреть, – пожал плечами я. Почему-то я был уверен, что моя собеседница прекрасно видит в этой чернильной мгле. – Может, один-один, а может, ноль-ноль.

– А? – не поняла незнакомка.

– Ну я вроде зацепил его, а он меня. И я вроде уже кончался, когда попросил кого-то разбудить меня. И проснулся…

– Тогда почему счет равный? Получается, что он тебя победил?

– Нет, – спокойно ответил я. – Когда я подыхал, он уже был мертв.

– И тогда тебе было страшно?

– Да… Первые десять секунд.

– Молодец! – Голос ее зазвенел, словно серебряный колокольчик.

– Слушай, мне вообще-то к оракулу надо… – Я неуверенно замолчал.

– Ааа!.. – радостно протянула она. – Седой самоуверенный мальчишка. Думает, что видит будущее. Он не скажет ничего интересного и пригласил тебя по моей просьбе.

– А что, не видит? – уточнил я. – Будущее ведь определено. Ну хотя бы в общих чертах…

– Видеть-то он, конечно, видит. – Она хихикнула. – Но он еще и толкует то, что видит.

– Ну и что, – умудренно отозвался я. – Имеет право, в конце концов! Как те дикие народы. «Что вижу, о том и пою». А тебя, похоже, это раздражает? – Я вдруг развеселился.

– Да! Потому что он нарушает божественное предопределение.

Мне почему-то вдруг стало скучно.

– Странные вы какие-то, боги. Ну вот скажи, получила ты божественную силу. Тебе поклоняются, может, даже кровью жертвенник окропляют, ты там насылаешь бури или, наоборот, дождичек на поля… Но неужели тебе не скучно? Мы живем недолго, зато как! Недаром многие из нас сознательно укорачивают себе жизнь, чтобы сделать ее интереснее. Идут на войну, в горы, женятся, наконец! Ты вот, такая мудрая и всесильная, скажи, когда ты влюблялась последний раз так, что дыхание перехватывало? Хватит твоей власти, чтобы сделать человека счастливым? Не дать ему всего слишком много и не сделать его идиотом, а счастливым? Молчишь… Ты тут о страхе говорила. Пугать меня, что ли, затеяла… А чем ты меня испугаешь? Извести весь род людской тебе слабо, да и кто ты будешь, если некому будет тебе молиться? Растаешь ведь, словно снегурка над костровищем. Ну убьешь ты меня, так я уже пожил, да так, что семя мое не вытопчешь! Или близких мне людей поубиваешь? Несерьезно это. Говори, зачем звала! – завелся я.

Она помолчала, а затем, словно решившись, произнесла:

– Я хочу предложить тебе Власть. Не торопись. Не власть над горсткой самовлюбленных идиотов, а настоящую, чистую и звонкую, словно золото в четыре девятки. Или как оружейная сталь. Это власть над Гатрийским народом.

– Ну… Глупость какая. – Я даже рассмеялся. – Гатрийцы, насколько я мог понять, гордый и свободолюбивый народ. Даже всесильная звездная Империя над ними не хозяйка. А тут чужак, хоть и приемный сын властителя…

– У меня есть способ, – холодно возразила она. – Поверь. Великий Оракул слишком долго вглядывался в бездну…

– И бездна заглянула в него?

Она звонко и беззаботно рассмеялась.

– А ты еще и философ?

– Частично, – уклонился я. – Но со своим предложением ты промахнулась. Мне всегда нравилось смотреть на тигров в их родной обстановке. Не на цепи, понимаешь? На гордых и свободных. И самое главное. Рабы мне неинтересны. Так же мне неинтересны игры во власть и политику. Крови на моих руках достаточно, но грязи на них нет.

В темноте повисло тягостное молчание.

– Знаешь, – произнес я извиняющимся тоном, – все-таки сила развращает. Получив сверхвозможности, любое существо, по-моему, слегка деградирует. Там, где мы были вынуждены просчитывать все тонкости и нюансы, учитывать тысячи факторов и иметь пять-шесть способов ухода от самого неприятного варианта, мы начинаем переть словно танк, не беспокоясь о случайной пуле, способной только содрать краску с брони. Ты все-таки попробуй учитывать весь спектр…

– Это как? – Голос, казалось, заинтересовался.

– Ну, например, до сих пор я так и не знаю, для чего я тебе понадобился. А вдруг то, что тебе надо, мне совершенно ни к чему и я просто так отдам это тебе?

Она замерла, и верхним зрением сквозь искусно сгущенную тьму я видел, как на хорошеньком лице отразилась напряженная работа мысли.

– Понимаешь, – медленно начала она, – ты чужак в нашей области Вселенной, и нет бога или энергосфер, которые охраняли бы тебя. Каждый человек, рожденный в мире, с рождения и до смерти так или иначе относится к миру богов и того, что в твоем мире называют эгрегорами. Я очень молода по нашим представлениям. Но если хочешь, я буду твоим астральным защитником. Правда, иерархия в нашем обществе зависит от многих факторов, и много я сделать не смогу…

– Ну чего ты мнешься! – Я поморщился от досады. – Зарезать кого-нибудь над жертвенником? Дак в местах убиения, как правило, храмов не бывает. Точнее, я стараюсь именно в храмах ничего подобного не делать…

– Да нет… – торопливо, словно боясь, что передумаю, пояснила она. – Достаточно, если ты просто скажешь «Тарремона», когда, ну… занимаешься любовью или убиваешь кого-нибудь. Тогда энергия, выброшенная тобой в пространство, не пропадет даром, а наполнит мою силу.